Послезавтра

Красноярский экономический форум — мероприятие пафосное. Здесь принято щеголять эффектными фразами, громкими проектами, цифрами со множеством нулей. С 2004 года на площадках КЭФ обсуждаются «перспективы регионального развития», «управление ростом» и «идеи для модернизации». Общий торжественно-оптимистичный настрой дискуссий уже вошёл в традицию. Поэтому экспертные данные, представленные в выступлениях специалистов «Высшей школы экономики» на конгрессе «Сибирский плацдарм. Время новых решений», прозвучали неожиданно.

Если попытаться дать краткую характеристику российской экономике, то получится характеристика вроде «минерально-сырьевая» и «экспортно-ориентированная». Таковой она является примерно с 70-х годов прошлого века, когда топливно-энергетические ресурсы стали основным фактором развития. И всё это время звучали страшилки о том, что выбор этот — ненадёжный: вот кончатся дарованные природой несметные богатства, что тогда будем делать? Сегодня эксперты рекомендуют обратить внимание на новую угрозу: а что если углеводороды в мире перестанут быть востребованными?

Думаете, абсурд? Аналитики считают по-другому.

div style="text-align: justify;">Если попытаться дать краткую характеристику российской экономике, то получится характеристика вроде «минерально-сырьевая» и «экспортно-ориентированная». Таковой она является примерно с 70-х годов прошлого века, когда топливно-энергетические ресурсы стали основным фактором развития. И всё это время звучали страшилки о том, что выбор этот — ненадёжный: вот кончатся дарованные природой несметные богатства, что тогда будем делать? Сегодня эксперты рекомендуют обратить внимание на новую угрозу: а что если углеводороды в мире перестанут быть востребованными?

Думаете, абсурд? Аналитики считают по-другому.

Дело было в Париже

Специалисты Института энергетических исследований РАН дают следующий прогноз: в ближайшие годы рост спроса на энергоносители будет продолжаться, но уже не такими высокими темпами, как раньше. Будет происходить постепенное изменение структуры мирового энергобаланса, и в последующие 30 лет резко сократится спрос на уголь, немного – на нефть, при этом вырастет спрос на газ. При этом очень активно будут развиваться возобновляемые источники энергии, хотя сегодня этот сегмент находится на таком низком уровне, что даже стремительная его популяризация не позволит сделать долю значительной. Аналитики «Высшей школы экономики» также говорят, что в ближайшее время сохранится спрос на нефть в развивающихся странах, но снизится в развитых. Вероятен рост спроса на природный газ в ближайшие 20-30 лет, а в дальнейшем он также будет сокращаться.

Огромную роль в развитии энергетики сыграет (и уже сыграло) Парижское соглашение, принятое в 2015 году. Разумеется, оно не первое, и надо думать, не последнее. На самом деле, соглашение даже не содержит конкретных целей снижения выбросов, а цели, заданные странами-участниками до 2030 года, являются не столько целями, сколько ориентирами. Да, конечно, государства договорились к 2100 году удержать повышение температуры на Земле в пределах 2 градусов Цельсия от доиндустриального уровня, прилагая дополнительные усилия к сдерживанию в пределах 1,5 градусов. Но, если честно, 2100 год — это очень далеко, и итоги определённо будут подводить не те люди, кто дал эти обещания.

И всё-таки эксперты обращают на этот документ пристальное внимание. Дело даже не в том, что многие страны дали громкие обещания, а в том, что этот договор подтвердил общий мировой вектор — движение к низкоуглеродному развитию. Этот тренд уже вряд ли изменится — вопрос только в сроках реализации. А это означает, что риски, связанные с ископаемым топливом, значительно увеличились.

«Мы с коллегами сейчас занимаемся работой, которая будет призвана оценить последствия Парижского соглашения для российского экспорта ресурсов. Мы еще не успели прийти к окончательным цифрам, поэтому пока я располагаю предварительными выводами. Даже если страны выполнят то, что они обещали в Париже, а после этого вообще ничего не будут делать, то российский экспорт ресурсов ожидает сильнейший спад. Будущее российского угля видится очень неприятным, с нефтью, нефтепродуктами и газом перспективы получше, но всё же гораздо хуже, чем было бы без соглашения. Ну а если вдруг все страны начнут сокращать выбросы так, чтобы удержать повышение температуры в пределах 2 градусов — а это цель соглашения, то мы практически потеряем рынок углеводородного сырья. Пока эта цель выглядит невыполнимой и этот сценарий очень маловероятен, но всё же нельзя не учитывать такую возможность», — сказал кандидат экономических наук, доцент факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики» Игорь Макаров.

Есть и другие аспекты низкоуглеродной стратегии, которые оборачиваются рисками для российской экономики. В их числе введение углеродных таможенных пошлин, которые уже предлагают некоторые страны. В их числе США — это один из пунктов «плана Обамы». Новый президент США Дональд Трамп идею, вроде бы, завернул, но не факт, что Америка в ней не вернётся. Для таких пошлин Россия очень уязвима. «Высшая школа экономики» не так давно проводила оценку углеродоёмкости разных стран мира. Были проанализированы 40 ведущих государств, и Россия возглавила список по уровню углеродоёмкости экспорта. Это не говорит о развитости или отсталости, просто такая у нас специфика: Россия продаёт товары, сырьё, производство и добыча которых связаны с большим объёмом выбросов. А ведь подобные инициативы рано или поздно всё равно будут появляться.

Кроме того, в эпоху, когда все страны переходят на низкоуглеродные технологии, Россия рискует бесповоротно увеличить технологическое отставание. Это заметно уже сегодня: в то время как все развитые страны переходят на возобновляемые источники энергии, наша не демонстрирует к ним особого интереса — это просто нерентабельно в государстве, где так много нефти и газа. В результате лет через 30 или 50 для всего мира эти технологии уже станут нормой, а мы так и будем сидеть на угле, ведь серьёзного технологического задела в этой отрасли Россия не имеет.

Идём на Восток?

Сегодня российская экономика серьёзно намерена переориентироваться на Восток. Дескать, что нам западные санкции, найдём партнёров в другой части света: впереди планеты всей сегодня Китай, вот с ними и будем работать. Однако процессы, которые сегодня наметились в КНР, заставляют пересмотреть особенности сотрудничества наших стран.В

«Потребление энергоресурсов в Китае падает, это можно подтвердить многими цифрами. Китай уменьшает и производство, и потребление угля. Собственные угольные копи здесь истощены, Китай пытается перейти на иные источники энергии, прежде всего на ветряные, солнечные источники. И по ним Китай сегодня вышел на первое место. То есть делать упор на сырьевую составляющую — стратегия несовременная.

Пока что мы не избавились от того, чтобы постоянно закрывать цифры, иллюстрирующие рост торговли, за счёт поставок нефти и газа. Эти поставки сами по себе становятся всё менее и менее эффективными, и со временем они будут истощаться. На мой взгляд, у России есть еще 5-6 лет, чтобы держаться в том же тренде, после чего тенденция на закупки нефти и газа Китаем начнёт уходить в прошлое, Россия будет дорабатывать контракты, заключенные в 2010-2014 годах, после чего это сотрудничество постепенно сойдёт на нет», — уверен доктор исторических наук, профессор, руководитель Школы востоковедения Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Алексей Маслов.

«В Китае сокращается спрос на уголь, а Китай — это половина мирового спроса. Для России это очень неприятно, поскольку российская энергетическая стратегия предполагает увеличение экспорта угля в ближайшие несколько десятилетий, но за счёт чего это будет происходить, пока непонятно. Ситуация в Китае – это один из показателей, и для угольных регионов, в том числе Сибири, это огромная проблема и важный фактор дестабилизации», — согласился с коллегой Игорь Макаров.

В целом же Алексей Маслов привёл целый ряд фактов, демонстрирующих, что экономика Китая сегодня переживает глобальные изменения, и силы, обусловившие промышленный скачок этого государства, сегодня на исходе. Концепция «Один пояс – один путь» — это, по сути, попытка спасти экономику КНР, поэтому не стоит слишком надеяться на восточное партнёрство.

Приступайте к севу зерновых!

И что же делать? Поднять лапки кверху и ждать конца великой сырьевой эпохи?В

Вообще-то эксперты рекомендуют вспомнить, что Россия — очень большая и богатая страна, и нефть с углём – не единственные в списке этих богатств. До 1930-х годов наше государство было аграрным, что не мешало ему иметь большой вес в мире и, на минуточку, самый крупный золотой резерв.

«Уже много лет идут разговоры о том, что истощаются природные ресурсы. И обычно имелось в виду что закончится нефть и газ, но никто всерьез эти прогнозы не воспринимал, хотя звучали обоснованные оценки. В XXI веке, когда говорят об истощении, акценты всё больше сдвигаются от невозбновляемых ресурсов, в том числе энергетических, к возобновляемым, скажем, пресной воде. Спрос на такие ресурсы значительно превышает способности экосистемы к возобновлению. Что касается пресной воды, то к 2025 году половина населения мира будет жить в условиях водного стресса, то есть нехватки воды, когда эта нехватка становится явным ограничением для развития экономики, для обеспечения нормальной жизнедеятельности людей. По нашим прогнозам, спрос на воду вырастет в полтора раза примерно в 2050 году», — напомнил Игорь Макаров.

Как бы цинично это не звучало, но это хорошая новость для России. Если в XX веке нашу страну называли гарантом энергетической безопасности мира, то в XXI веке она может позиционировать себя как гарант водной безопасности. Нет, продавать воду мы не будем — это идея бесперспективная. Речь идёт о возможности роста водоёмкой продукции и продаже её в страны, где наблюдается водный стресс. В этом списке, например, целлюлозно-бумажная продукция, большая часть сельского хозяйства, а также энергетика и производства, с ней сопряжённые, например, металлургия. Концентрация на этих отраслях видится очень хорошим стратегическим ходом.

То же касается рыбных ресурсов. Их истощение воспринимается как одна из ключевых проблем XXI века. Эксперты демонстрируют данные аналитики, которые свидетельствуют о том, что если скорость истощения данных ресурсов сохранится, то к середине века рыба исчезнет. Этого, разумеется, не произойдет, потому что начнутся инвестиции в разведение рыбы, будут введены ограничения вылова. Но рыба также будет становиться важным ресурсом, и у России здесь есть огромные возможности. То же самое касается и других богатств, например, лесов и продукции деревопереработки.

А ещё ведь есть пахотные земли. Да, ещё лет 20 назад никто не воспринимал этот ресурс как дефицитный, однако сегодня это так. И здесь у России есть огромные возможности, особенно учитывая, что 30% земель, которые использовались в Союзе, сегодня простаивают (значительная их часть — на Дальнем Востоке). Таким образом, наша страна может существенно увеличить объём производства и экспорта сельскохозяйственной продукции, реализуя её, в том числе, в азиатских странах.

И здесь опять возникает китайская тема, поскольку именно эта страна является главным потенциальным покупателем российской сельхозпродукции, ведь здесь наблюдается растущий спрос на мясо и В корма. Хотя этот рынок также ещё придётся наладить, ведь сегодня мы работаем только с теми территориями КНР, которые непосредственно прилегают к нашим границам, а это далеко не самые богатые и активные регионы. Но задел здесь уже есть.

«Если мы посмотрим на динамику русско-китайской торговли, то окажется, что стратегия выбрана правильно. В 2015 году у нас было страшное падение. В 2016 году показатели немножко приросли — на 2%. Это почти на уровне статистической погрешности, но здесь важно, что нет падения. В январе-феврале 2017 года мы начинаем наращивать объёмы, потому что заработал целый ряд контрактов по сельхозпродукции, по поставкам продукции глубокой нефтепереработки, например, полимерных масел.

Если мы возьмём более общую статистику, то увидим, что уменьшение товарооборота произошло не только в русско-китайских взаимоотношениях, но и экономике КНР в целом. В 2015 году торговая активность Китая снизилась на 7%, российско-китайская торговля — на 35%, в 2016 году — на 1%, мы вышли почти по нулям или даже чуть-чуть в плюс, в 2017 году общие китайские показатели увеличились на 20%, и мы с Китаем приросли на 30-35%. То есть, в принципе, мы колеблемся вместе со внешним торговым оборотом КНР», — настаивает Алексей Маслов.

«В России, и особенно в Москве, к сожалению, до сих пор превалирует точка зрения, что ресурсные отрасли — это что-то низкотехнологичное. Что ими нужно заниматься в последнюю очередь — с точки зрения долгосрочного развития страны. Но на самом деле это не так: все они постепенно сращиваются с высокотехнологичным сектором. Это касается и сельского хозяйства, где на сцену выходят биотехнологии, технологии орошения, управления климатом. Морекультура и лесоводство — это тоже очень высокотехнологичные сферы, они требуют серьезных расчётов, использования компьютерных моделей. 9 лет назад, когда в России начали активно заниматься инновационной политикой, на мой взгляд, не совсем правильно были расставлены приоритеты. Почему-то у нас за образец была взята «Кремниевая долина», инновационная политика Израиля, соответственно, мы стали развивать нанотехнологии, информационные технологии. Это, может быть, и правильно, но эти модели являются заимствованными. Насколько они применимы в наших условиях? Может быть, стоит на инновационную политику смотреть по-другому и направлять её на отрасли, где у нас есть ярко выраженные преимущества. Существуют примеры других стран, где эта модель успешно реализована. Это, например, Чили с их инвестициями высокотехнологичные секторы, связанные с природными ресурсами. Существует инновационная политика в Малайзии, которая тоже нацелена ресурсный сектор. Может быть, такие примеры для нас чуть ближе, чем «Кремниевая долина», которая, как показала практика, в России с большим скрипом продвигается.

Если же говорить о долгосрочном развитии Сибири, то я бы позиционировал этот регион как регион с инновационной ресурсной экономикой. Это именно то, что будет востребовано в ближайшие десятилетия», — резюмировал Игорь Макаров.

Прогноз погоды

На самом деле, сегодня есть все основания для беспокойства о природных изменениях, которые влечёт за собой индустриальное развитие планеты. Учёные формулируют неприятные, однако обоснованные прогнозы.

По данным Пятого оценочного доклада Межправительственной группы экспертов по климату, самые серьёзные последствия ждут страны Африки, Азии, а также арктические регионы. Целый ряд регионов в скором времени столкнётся с дефицитом воды. По данным специалистов, каждый градус повышения средней глобальной температуры приповерхностного слоя воздуха на 20% снижает объём возобновляемых водных ресурсов в вододефицитных регионах, а также увеличивает процент мирового населения, страдающего от нехватки воды, на 7%. Сильные засухи прогнозируются для районов Африки, Америки и Средиземноморья.

Если средняя температура воздуха в высокогорьях Центральной Азии возрастёт на 8 °C и при этом количество осадков уменьшится на 16%, к 2100 году ледники там могут исчезнуть. При таких условиях в этих регионах сложно будет вести сельское хозяйство.

Ряд негативных последствий изменения климата прогнозируется учёными на юге Европе и в регионе Средиземноморья: там ожидаются сильные волны жары, уменьшение количества осадков, к середине века вероятны значительные потери для секторов туризма, сельского хозяйства, энергетики и других областей экономики. В Альпах лыжный туризм сохранится только на больших высотах на фоне сокращения сезона.

В северной части Европы ожидается рост экстремальных осадков во все сезоны, в центральной части — зимой и осенью. Наибольший рост температуры (вдвое больше, чем в среднем по планете) в последние годы наблюдался в Арктике, где основными последствиями изменения климата станут таяние вечной мерзлоты, увеличение количества осадков, наводнений, опасных метеорологических явлений.

Заложники углерода

В свете возможности введения углеродных пошлин аналитики всё громче говорят об угрозах, которые несёт российской экономике эта идея. Однако далеко не всех эта перспектива пугает, некоторым она оказывается даже на руку. Поддержка низкоуглеродной концепции пришла откуда не ждали – со стороны алюминиевого гиганта «РУСАЛ», чьи заводы обычно и называют источником многих бед для воздуха, которым дышат россияне.

В свете углеродных дискуссий президент «РУСАЛ» Олег Дерипаска опубликовал целый ряд статей в международных СМИ, где призывал не ограничиваться полумерами и ввести такие углеродные налоги, чтобы все производители, отказывающиеся заботиться о природе, подумали о своём поведении. Дерипаска заявил, в частности, что компания уже использует внутреннюю цену $30 за тонну СО₂ в качестве ориентира для будущих инвестиций, и предложил ввести глобальный углеродный налог в размере $15 за тонну (с перспективой повышения ставки в будущем).

Дело в том, что углеродное регулирование довольно выгодно компании, работающей преимущественно на ресурсах гидроэлектростанций (а ведь многие конкуренты алюминиевого магната используют уголь). Впрочем, подобные идеи уже прокомментировали экологи, по словам которых при строительстве больших ГЭС не всегда правильно выполняются различные процедуры, входящие в комплекс экологической экспертизы проекта, включая общественные слушания.

Алексей Маслов,

доктор исторических наук, профессор, руководитель Школы востоковедения Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

«Рост промышленности Китая замедляется. И проблема заключается не в самом замедлении, в В чём нет ничего страшного. Вопрос в том, насколько плавно сможет Китай выйти из целого ряда проблем, которые привели к этому замедлению. Сможет ли Китай из большого экспортоориентированного производства прийти к высокотехнологичной индустрии и представить миру новую форму услуг, то есть стабилизировать свою экономику. И концепция «Один пояс — один путь» — это, по сути, возможность решения внутренних китайских проблем, из-за которых КНР может «завалиться». В Китае плавно тормозятся инвестиции в основные средства. Собственно, за счёт этих инвестиций Китай так активно и рос. Сначала работал эффект нулевой базы, а потом оказалось, что бесконечное строительство заводов приводит к появлению того, что премьер-министр КНР назвал предприятиями-призраками. То есть завод есть, даже что-то выпускает, но никакой отдачи от этого нет. Но формально многие виды продукции идут в зачёт. И если раньше эта продукция была дешёвая, и её можно было сбыть на любых близлежащиех территориях, в том числе и на территории России, сегодня этого уже не проходит. И в итоге эта неэффективная продукция просто не нужна.

Сегодня имеется колоссальная задолженность китайских предприятий разных секторов перед бюджетом. И это есть как на федеральном, так и на региональном уровнях. Ведь большую долю на внутреннем рынке Китая составляют не частные, а государственные предприятия. Обанкротить их нельзя, это крупные сталелитейные производства, предприятия машиностроения, и они уже списаны в убыточные. Мы хорошо знаем, к чему приводит эта модель, и китайское правительство это тоже знает. И поэтому сейчас идёт максимально быстрая перестройка этих предприятий – не просто путём разгосударствления, а путём их преобразования и поиска новых рынков для их продукции. И если Китай не сможет наладить логистические связи для вывоза продукции по низким ценам в Европу, то эта продукция В останется не у дел. У этих предприятий не будет ни дохода, ни тем более прибыли.

В 2016 году Китай впервые инвестировал в мир больше, чем принял иностранных инвестиций. Эффективность ведения иностранного бизнеса в Китае становится всё более низкой из-за изменения структуры экономики КНР. Если мы сравним уровень заработной платы в КНР и ряде других стран мира, то окажется, что «великого дешёвого Китая» больше нет. Это объясняется развитием страны, где введено медицинское обслуживание, страховки, выплаты, пенсионное обеспечение, и всё это легло в конечную стоимость товара».

«Промышленные страницы Сибири» №5 (119) май 2017 г.

Анна Кучумова.

Цитирование приветствуется при условии указания ссылки на источник - www.epps.ru