— Насколько выраженные вами идеи пересекаются с идеей создания на базе СФУ технопарка, способного соединить воедино науку и промышленность?
— Здесь нужно разделять понятия технопарк и бизнес-инкубатор. Технопарк должен поддерживаться государством и находиться в федеральной собственности, он должен быть сформирован на базе университетов, и его основный задачей необходимо ставить создание высокотехнологичной интеллектуальной собственности с целью ее дальнейшей передачи на малые предприятия. Здесь не нужно заниматься отчуждением земли.
Что касается бизнес-инкубатора, то его основная суть состоит в переходе интеллектуальной собственности, созданной за государственный счет, в частные руки. Таким образом, конечным продуктом технопарка должны быть технологии, приборы и тому подобные вещи, тогда как результат работы бизнес-инкубатора — это создание малых наукоемких предприятий. Мы видим здесь разные функции и разные структуры, которые обслуживают эти организации: в одном случае это бизнес-структуры, а в другом — центры коллективного пользования, сертификации и стандартизации продукции.
Представьте себе, что вам предложат создание предприятия, которое требует очень больших затрат на строительство, подведение оборудования и прочие необходимые нужды. При этом, мне будет предложено пойти в бизнес-инкубатор, устроиться там, а потом через два года уйти оттуда. Нерационально? Но суть имеющегося в Красноярске инкубатора на базе Политехнического института именно такова. И любой здравомыслящий предприниматель расположит там или офисное помещение, или очень мобильное производство. Для наукоемких же предприятий необходимо право выкупа помещения, давать которое сегодня может только муниципалитет. Это позволит малым предприятиям обзавестись стабильной собственностью, а университету — создать свой кластер, который своей работой пронижет всю экономику края и будет активно влиять на социально-экономическое развитие любого района через бизнес-инкубаторы.

— Но это в идеале. А что мы имеем сегодня?
— Сегодня городской инкубатор на базе федеральной собственности продолжает менять свое местонахождение. Никаких взаимодействий университета с городскими структурами практически не наблюдается. И только около двух недель назад появился закон о том, что университеты могут вкладывать в свой уставной капитал объекты интеллектуальной собственности. Это очень ценный и своевременный документ, отсутствие которого сдерживало развитие наукоемких производств: до сих пор управление интеллектуальной собственностью, созданной за государственный счет, было сродни хождению по лезвию ножа. Фактически, мы не могли никак реализовать созданную технологию или сдать ее в лизинг.

— На западе широко распространено такое явление как венчурные инвестиции, и многие специалисты находят его действительно прибыльным. Как воспринимается это в России?
— В России мы пока не слишком активно работаем с венчурными инвестициями, а если и работаем, то совсем не так, как это принято на западе. Там, если венчурный фонд входит в какой-то проект, то ни автор, ни венчурная компания не должны доминировать друг над другом. Наши инвесторы не готовы инвестировать на таких условиях — максимум, который предлагают автору — около 5%. Но это лишь одна сторона, другая сторона кроется в отсутствии пригодных для подобных инвестиций проектов. На опыте нашей организации могу сказать, что чаще проект создается под определенный заказ. При этом, мы понимаем, что та интеллектуальная собственность, которую мы продаем, на самом деле стоит в десятки раз выше. Но время диктует свое — ученым необходимо выживать, а сами предприятия не могут платить больше.
Сейчас появляется своеобразная «эмбриональная» схема развития малого предприятия. Она подразумевает подготовку предприятия внутри университета, подготовку коллектива, исследование рынка сбыта предполагаемой продукции. Только после этого компанию можно выпускать в отдельное плавание.
Но и здесь свои проблемы. В первую очередь, уход ценных специалистов. В полном составе уходят целые лаборатории. Их уход вполне объясним более высокими зарплатами и отсутствием финансовой поддержки бюджетным организациям, которые генерируют предприятия. В таком случае идея сама себя разрушает. Коллектив может уйти, но нужна компенсация, для того, чтобы восполнить этот уход специалистов и не конкурировать со своим детищем, малым предприятием.
Также университет может обеспечить себе поток финансов через организацию продажи акций своего малого предприятия — таким образом, он будет продавать не идеи, а готовый бизнес. Всего этого в России пока нет, но создание всех этих структур просто необходимо.

— Расскажите, над чем сейчас работает Институт?
— Прежде всего, мы занимаемся фундаментальными исследованиями в области наноструктур и пенометаллов. Второе направление деятельности — чисто экономическое. Мы уделяем серьезное внимание инновационному менеджменту и механизмам формирования исследовательских структур. И наконец, нельзя обойтись без собственно технологической составляющей. Здесь Институт опять-таки ведет ряд направлений: разработки для алюминиевой промышленности, разработка новых материалов (в основном это проводящие керамики и теплоизоляционные материалы).
В свое время наш институт сам производил нано-материалы — ультрадисперсный Ал 2О3 с частицами порядка 20-1000 нм, и на этой основе был выполнен цикл работ по изучению физико-химических свойств и применению этих добавок в другие вещества.

— Все ли фундаментальные исследования переходят в последующем в практическую стадию, или же что-то остается пылиться на полке в архиве лаборатории?
— Практическое применение, так или иначе, находят все фундаментальные исследования, поскольку это, прежде всего, накопление знаний, а оно не может просто лежать на полке. Человечество может годами накапливать информацию до тех пор, пока кого-то не осенит, что это можно использовать. Знаете, сколько лет создавался лазер? Удивительно, но идея вынужденного испускания фотонов была выдвинута Эйнштейном еще в 1914 году. Валерий Фабрикант проверил ее в 1946 году и смог доказать существование явления, и только позже, в 1960 году Мейман создал первый лазер на рубине.
Есть огромное количество факторов, препятствующих реализации идеи. И вот здесь должен быть человек, способный наладить взаимодействие между учеными и бизнесменами. Этот человек — инновационный менеджер, который будет говорить на общем языке и с учеными и с финансистами. Он должен уметь объяснить производственнику и финансисту, что идея имеет смысл и что она стоит того, чтобы в нее вкладывали деньги. Сегодня в России таких людей нет, но справедливости ради стоит все же отметить, что постепенно курсы по обучению инновационных менеджеров начинают проводиться по всей стране. Конечно, со студенческой скамьи такой специалист будет еще не готов к предназначенной ему работе — должно пройти несколько лет накопления опыта непосредственно в той или иной сфере науки или промышленности. Но я думаю, уже через 7-10 лет мы получим готовых и полноценных специалистов. Производственник и ученый всегда будут спорить друг с другом: первый стремиться заплатить меньше, а второй — получить больше, споры об этом — весьма частое явление. На западе стоимость изобретения достигает миллионов долларов. При этом изобретение — это еще не технология, при продаже которой суммы могут возрасти до десятков и сотен долларов. Естественно, российские предприятия не готовы выплачивать такие деньги; для этого разрабатывается схема продажи технологии в лизинг, когда авторы проекта просто получают роялти.

— Чему оно равно в процентах с объема реализации продукции?
— Этот процент зависит от отрасли: в высокотехнологичных отраслях(вычислительная техника и лекарства) роялти достигает 7-10%, а для машиностроения показатель равен 5%. Некоторые изобретатели требуют до 50 % оборота, но это невозможно! Все показатели можно и нужно рассчитывать, и когда-нибудь мы обязательно придем к пониманию этого.

Справки:

Сегодня в нашей стране насчитывается  более 50 технопарков (Зеленоград в Свердловской области, Новосибирский, Томский, Уфимский и многие другие). Однако, в ряде случаев, эти организации скорее просто напоминают технопарк, чем являются таковыми. Не всегда подобное предприятие оказывается структурой, работающей как технопарк в классическом понимании – случается, что за табличкой с красивым «наукоемким» словом скрывается не что иное, как дополнительный факультет вуза или лаборатория завода, способствующая внедрению разработок своих специалистов. Впрочем, даже такой вид организации сегодня  большое достижение для города и региона.
Красноярск в этом плане если и не остается в стороне, то стоит немного поодаль. Еще около года назад губернатор края Александр Хлопонин заявил о создании технопарка на базе двух цехов завода «Красмаш». Во всеуслышание ученым были обещаны сотни миллионов инвестиционных рублей, но до сих пор дело не сдвинулось ни на йоту. Мы находимся на самой начальной стадии образования технопарка. Отчасти, созданию научного кластера помешало невезение, и, возможно, грандиозные планы уже были бы воплощены, не разразись мировой финансовый кризис. И по-прежнему план работ, которые предстоит сделать в первую очередь, и те задачи, которые технопарк будет выполнять, еще не определены до конца. С учетом того, что докризисные прогнозы сулили реализацию проекта через 4-5 лет, сегодня эти сроки можно смело сдвигать на 2 года в самом лучшем случае.
Помимо технопарка на «Красмаше» к 2010 году планировалось создание технопарка на базе СФУ. На этот технопарк возлагаются надежды по «выращиванию» 60-70 инновационных компаний ежегодно. Но, как мы уже писали ранее, сейчас у технопарка нет даже окончательно определенного направления деятельности, поэтому и ждать от сегодняшней стадии проекта сенсационных разработок по меньшей мере рано. Каждый стоящий проект выращивается годами. А у того парка, на создание которого претендует Красноярск, сейчас нет ни предмета труда, ни компетентных кадров, ни элементарных технических условий. Все, что мы можем получить сейчас – это банальная сдача площадей в аренду, просто иллюзия технопарка. Для полноценной «версии» необходимы годы практики, опыт и, конечно, инвестиции.

Первые бизнес-инкубаторы появились еще в 50 годы в Великобритании. Однако наибольшее распространение особенно после 1983 года инкубаторы бизнеса получили в США. В последние десять лет их число выросло с нескольких десятков до 1100.
Первый российский бизнес-инкубатор был открыт в Казани 12 мая 2006 года. По данным Российского центра малого предпринимательства сейчас в России создано более 30 полноценных технопарков и более ста бизнес-инкубаторов, значительная часть которых сейчас находится в европейской части России.

Юлия Ребрунова.