Текст: Кира Истратова

Химкомбинат «Енисей»
Красноярский химкомбинат «Енисей» появился в городе в первые военные месяцы. Свою историю он начал под именем «Завода №580» и производства важнейшей военной продукции — боеприпасов и пороха.

P align=justify>Текст: Кира Истратова

Химкомбинат «Енисей»
Красноярский химкомбинат «Енисей» появился в городе в первые военные месяцы. Свою историю он начал под именем «Завода №580» и производства важнейшей военной продукции — боеприпасов и пороха.

Клавдия Дмитриевна Сандалова во время войны работала на красноярском пороховом заводе (позднее — химкомбинат «Енисей») в отделе технического контроля.
«В сентябре 1941 года в Красноярск прибыло первое оборудование для порохового завода. Детали для него привезли с трех разных эвакуированных предприятий. На станции Базаиха все станки выгружали, а на окраине Красноярска — за КрасТЭЦ — началась стройка. Ну какая на самом деле стройка? Завод выглядел как несколько деревянных бараков в поле, где раньше хлеб сеяли. На моем производстве их три было: в первом навеска — там делали заряды, во втором шили мешочки для пороха, а в третьем — мешка — мешали порох. Но в октябре 41-го завод уже работал полным ходом.
Я пришла на Пороховой в 1942-м. Мне еще 14-ти лет не было, но я очень просилась на производство — стояла и плакала. Я ведь несовершеннолетняя, даже паспорта у меня нет. А тогда никто в стороне стоять не мог. Мужчины все на фронте, а на заводах кто? Женщины и дети. Начальник нас увидел (несколько девочек со мной пришли) и говорит: «Опять дети на мою голову!». Но все-таки взял, в отдел технического контроля.
Учить меня никто особо не учил. Старший контролер  мне только показал, как работают весы. Два дня — вот и все обучение. Но меня сразу поставили контролером ОТК. Снаряды делали на «Красмаше», а мы навешивали порох. Мы делали разные пороха: для «Катюш», «зениток», гаубиц, снарядов для самолетов. Из 10 зарядов мне один обязательно надо было проверить. Если брак, вся партия возвращалась, и девчонки переделывали.
Весь наш завод снабжался американской продукцией. Компоненты для пороха шли водой, и когда мы разгружали вагоны, с ящиков текла вода — видимо, заливало паромы. А для гаубиц обязательно нужен сухой порох, а в него вода лучше всего набиралась: выглядел он точно как макароны, и дырки внутри были водой заполнены. Так мы сделали специальную сушилку: ставили ящик с порохом над струей теплого воздуха, он все продувал, просушивал, и потом мы уже работали.
На пороховом почти одни девочки были, мужчины ведь на фронте все. У нас вначале всего три парня было, тоже лет по 13 — рано еще забирать. Уже потом инвалиды, которые с войны вернулись, стали работать. Еще в 1943 году у нас появились пленные венгры, которых грузчиками поставили — таскали заряды на упаковку, человек 12 их было. 
А все остальные — девчонки, моего возраста примерно. Из деревень пришли несколько, а в основном — детдомовские. Из-под Москвы к нам эвакуировали детдом, где жили дети осужденных по 58 статье, то есть дети «врагов народа». Но все выкладывались как могли, и эти девочки наравне со всеми работали, на систему и судьбу не жаловались. Дети трудились как взрослые, даже не знаю, как мы это все выдержали.
Работали по 12 часов: две смены с 8:00 до 20:00. Если нужно было, мы и на вторую, и на третью смену оставались — по три дня не уходили с производства. Было очень холодно — это же просто деревянные бараки. Когда мы заходили в цех, воздух был синий от пороха. И дети дышали этим, почти все стали потом туберкулезниками. Но мы помогали как могли, никто не думал, что могло быть по-другому.
Заряды наши уходили они на самую передовую. Мы это знаем, потому что нам солдаты писали: мы в ящики клали письма, потом ответы приходили. Я, например, общалась с майором из Белгорода. Значит, и туда уходили наши снаряды».

Завод «Сибтяжмаш»
История Сибирского завода тяжелого машиностроения, который некогда являлся одним из мощнейших производств Красноярского края, также началась в военные годы. В считанные месяцы на месте совхозных полей было организовано производство ручных гранат, а потом паровозов и подъемных кранов.

Леонид Сергеевич Писаренко, в прошлом — заместитель генерального директора по кадрам завода «Сибтяжмаш», работал на заводе с 1959 года
«Датой рождения Сибирского завода тяжелого машиностроения можно считать 4 августа 1941 года. Тогда на станцию Злобино прибыли первые 32 вагона оборудования и 333 человека — специалисты и их семьи. Все это было эвакуировано из города Бежицы Брянской области, где тогда существовал паровозостроительный завод «Красный профинтерн». Дальше эшелоны поступали за эшелонами, и за три месяца было принято 5936 вагонов.
На месте, где появился «Сибтяжмаш», еще до войны, в 1939 году, планировалось создать завод тяжелого машиностроения.  Но направление было другим — металлургическая продукция, литейное производство и так далее. И в 1940 году было определено место между Злобино и Базаихой — тогда вбили 4 колышка, начали создавать подъездные пути и построили два барака.
«Красный профинтерн» в то время был большим, организованным, высокотехнологичным — по тем меркам — предприятием, и специалисты там были асы. Когда они ехали сюда, то думали, что тут тоже завод, а в реальности — ни кола, ни двора.  Голое поле и колхозные конюшни. Первый станок, кстати, туда и поставили.
Но уже в 1941 году перед заводом была поставлена задача: организовать выпуск гранат. Первые сибтяжмашевшцы договорились с ремесленным училищем, там была какая-то мастерская, минимальное оборудование, и уже в ноябре гранаты начали поступать на фронт.
Следующая большая задача, которая была поставлена заводу: организовать выпуск ротных минометов. А как это сделать, когда цехов нет, а оборудование разгружено по разным площадкам? Да и специалистов по производству боеприпасов тоже нет. Тогда на завод приехал Дмитрий Сериков — высококвалифицированный токарь с «Красного профинтерна». Его направили в механический цех, но единственным зданием на всей территории оказалась совхозная конюшня.  Представляете, что с ним было, когда ему сказали, что это цех и есть. Ну а минометы делать надо. Нашли ему станок более-менее подходящий, дали эскиз деталей, которые он несколько недель и вытачивал. Сериков даже не знал, что это миномет, пока ему готовое оружие не показали. Потом и другие работники начали привлекаться и обучаться: с того же совхоза,  кто на фронт не ушел, да с ближайших деревень собирали. В декабре были отгружены первые ротные минометы для фронта. Вот и получилось, что завода еще не было, а продукция уже выпускалась.
Ну и завод понемногу строился. Появлялись цеха — деревянные и капитальные. Первый капитальный цех — чугунолитейный — был запущен весной 1942 года, и в мае уже дали первую плавку. С техникой, конечно, очень тяжело было, но были высококлассные специалисты, которые разработали всю технологию на месте.
В 1941 же году еще одно задание: выпустить литейные краны, которые нужны для алюминиевых заводов. Привезли металлоконструкции, и в 1942 году было изготовлено 7 кранов, которые ушли в Свердловск.
Тогда «наверху» поняли, что завод может выполнять серьезные задачи. А в то время все крупные предприятия по производству паровозов, к которым относился и «Красный профинтерн», были эвакуированы, и паровозов стране стало не хватать. Тогда на «Сибтяжмаше» и решено было создать  паровозостроительный завод. А чтобы сделать паровоз, нужны были прессы, которых в Красноярске не было. Свободную технику нашли в Ленинграде, но город тогда уже был оккупирован. Наши специалисты все равно поехали туда, вот только без пропуска через Ладожское озеро не смогли проехать. Так они договорились с водителем и проехали в машине со снарядами — просто под брезентом. Могли на воздух взлететь, но все обошлось. Оборудование в Красноярск прибыло, и в мае 1943 года выпустили первый паровоз серии СО — «Серго Орджоникидзе». 
Легендарным считается наш паровоз СО17-1613. Он был построен на взносы железнодорожников из Днепропетровска. Он и в боях участвовал, а в 1945 году на него была возложена особая миссия — доставить поезд с советской делегацией — а там главы правительства — в освобожденный Берлин для участия в Потсдамской конференции. Потом, в 1970-х, паровоз стал памятником — был установлен на почетную стоянку в Днепропетровске».

Завод «Сибсельмаш»
Новосибирский завод «Сибсельмаш» был основан еще в конце 1920-х годов как предприятие, специализирующееся на изготовлении сельскохозяйственной техники. Однако в конце 1930-х здесь открывается новое производство — снарядное. В годы Отечественной войны основным видом продукции завода, который тогда именовался «Комбинат №179», становятся артиллерийские снаряды различного калибра, мины, взрыватели, торпеды, патроны, взрывчатки и бомбы.

Александра Архиповна Малыгина во время войны работала на новосибирском Комбинате №179 (завод «Сибсельмаш») в цехе по производству снарядов.
«На 179-й комбинат меня взяли в феврале 1942 года. До самого конца войны мы работали на станках — делали снаряды. Выглядела наша продукция как обожженные пол-литровые бутылки, в которых мы вырезали специальные канавки.
Наши станки были почти в самом конце цепочки производства. А цеха выглядели как длинные-длинные пролеты со множеством комнат. Если честно, мы даже никогда не доходили до конца коридора — на это не хватало ни сил, ни времени. Смены были по 12 и по 18 часов, и главное было — просто выполнить свою норму, сделать нужное количество деталей. Конечно, я девочкой была, со станком работать не умела. В первый день бригадир показал, как и что — вот и все обучение. С нами ведь даже никаких бесед не проводили: куда эти снаряды шли, мы не знали.
Заводы были эвакуированными, и все оборудование собиралось на скорую руку. Даже не знаю, откуда привозили станки, на которых мы работали, они с 15 заводов со всего Союза свозились. Кому-то достались новые станки, а я работала на старом, еще довоенном. Снаряды были обожженными, и гарь со станков приходилось постоянно очищать. Норму на нем — а это 530 деталей в день — было очень трудно выполнять. Ведь каждый миллиметр в сторону — это уже брак. А когда от голода в глазах темно, мелкие детали трудно делать.
Почти всю войну мы были раздетые, ра-зутые, ведь все дрова и продовольствие шли на фронт и на военное производство. Зимы в войну были суровыми, по 40-50 градусов. В общежитии нельзя было кружку с водой оставить — замерзала. Четырех подруг я потеряла — умерли от голода. И я все время слабая была, и работала на этом старом тяжелом станке, и иногда у меня не получалось выполнить план. Часто я прямо в цехе и ночевала — ложилась где-нибудь на полу и спала.
А однажды у меня украли продовольственную карточку, и я 9 дней почти ничего не ела — никто ничем не мог помочь. У меня кружилась голова, я уже ничего не понимала, а до обеда нужно было сделать 300 деталей снарядов. А я сделала только 40 хороших и 50 брака. Когда мастер увидел это и увел от станка, меня назвали чуть ли не врагом народа: дескать, специально занимаюсь вредительством и не выполняю план. Хорошо, что в это время приехал отец: хоть мы и бедно жили, он привез мне поесть. Только тут я ожила.
Тогда же меня пустили к новому станку, и в первый вечер я сделала 600 деталей. И потом на четвертый день я сделала 830 деталей — в газете мне появилось «фронтовое спасибо». Все очень удивились, ведь меня всегда бракоделом называли, карикатуры на меня рисовали.
Мы все ждали только, когда все это закончится, и все боялись, что в Сибирь придут немцы. 9 мая 1945 года мы как раз работали в ночь и услышали, как объявляют: закончилась война. Мы думали, что сошли с ума. Сразу отключили все станки, побросали свои детали, и впервые на заводе прекратился этот постоянный грохот — настала тишина».
 
Енисейское речное пароходство
В годы Великой Отечественной войны заметно возросла роль речного транспорта: безопасная транспортировка грузов стала серьезной стратегической задачей. Как и другие предприятия страны, «Енисейское речное пароходство» в короткие сроки было переведено на военные рельсы. Судоремонтный завод, в частности, стал одним из первых заводов, освоивших военный заказ. Здесь выпускались мины, огнеметы, строились бронекатера.

Игорь Павлович Таскин во время войны служил вторым матросом на теплоходе «Куйбышев» «Енисейского речного пароходства».
«В 1943 году я стал речником. Был матросом второго класса — это самая маленькая должность. Мы несли вахту, наводили порядок на теплоходе, а иногда нам доверяли постоять у руля.
Всем парадом в пароходстве тогда командовал Норильский комбинат. Он был оборонным заводом, оттуда поступали очень ценные металлы. Технические грузы на судах шли в основном для него. Он тогда еще только строился — не полностью работал, выдавал продукцию, но мало. Там производили медь и никель. А ведь никель — это присадка для броневой стали, его добавляют, чтобы броня была прочной. В каждом танке или в другой технике нужен был никель. Норильский комбинат был одним из предприятий боевого щита нашей страны. И на наших судах вниз по течению в Норильск через Дудинский порт шла техника: хоть и война, а предприятие активно строилось, и ему требовалось все больше и больше оборудования и материалов.
Я на «Куйбышеве» как раз и ходил в Норильск с этими грузами. Возили технику и еще, например, карбид — он тоже был необходим для технологического процесса на комбинате. Это опасный груз: если вода на него попадает, он начинает гореть. А еще были специальные баржи, на которых возили заключенных в Норильск. Работать кому-то надо, так что туда много завозили. А из Норильска шел металл: сначала в Красноярск, а потом железной дорогой — по всему Союзу. Красноярск тогда стал узловой железнодорожной станцией, имел крупнейший в Сибири железнодорожный мост, который связывал Восток с Западом страны.
На судоремонтном заводе тогда приводили в порядок баржи и теплоходы, а еще производили боеприпасы — противопехотные мины. Также строили бронекатера — всего пять их было выпущено. Вооружение, двигатели для них — все поставлялось с других заводов. У нас делались корпуса, ставилась «начинка», и готовые боевые суда сдавались военпреду.
Помню, однажды ночью — тревога. Нас всех подняли — и на берег. Надо было ящики с минами срочно переместить в цех. Мы ящики перетащили — а их больше 50 было. Рядом с цехом их машина ждала. Мы даже не знали, что тогда готовилось сражение на Курской дуге и немедленно понадобилось доставить туда мины. Их-то мы тогда и грузили».

Красноярский машиностроительный завод
За годы войны Красноярский машиностроительный завод превратился из мирного производителя сельскохозяйственной техники и речных судов в мощное оборонное предприятие. Уже в ноябре 1941 года на фронт из Красноярска был отправлен первый эшелон зенитных пушек 61-К. Вслед за ними на передовую пошли сибирские авиабомбы, минометы и морские мины.

Инна Акимовна Кочетыгова, во время войны работала на заводе «Красмаш» токарем, сверловщиком и фрезеровщиком.
«В 1940 году я пошла в ремесленное училище, организованное при «Красмаше» на профессию токаря. Проучились мы месяцев 8 или 10, а потом  всех расформировали по цехам и по профессиям. Так в 15 лет я и попала в девятый цех токарем. Практически всю войну я на заводе и проработала.
Когда пришла из училища к настоящему токарю, тот только посмеялся: какой, дескать, из девчонки рабочий. Давай меня экзаменовать по станкам да по резцам, а потом поручил заготовку заточить. И очень удивился, что я все правильно сделала.
На производстве было казарменное положение, мы месяцами не выходили из цехов. Отработаем смену, отдохнем два часа тут же, а потом опять к станку. Если сменное задание не выполнишь, то пропуск не дадут, и домой не отпустят. Работы было очень много, а цеха почти не отапливались. Станки холодные, эмульсия — тоже, и мы замерзали на работе. У нас много узбеков и японцев на заводе было, они часто умирали за станками. Русские все-таки более стойкими оказались.
Мы делали детали для зенитных пушек. Их собирали, чехлили, увозили на полигон, а дальше куда они шли — нам не говорили, производство ведь закрытое. Мы даже не знали, что соседние цеха делали — вроде бы минометы, но нам ведь не сообщали. Знаю только, что работа на заводе кипела, а станков у нас было навалом. К нам же эвакуировали и Коломну, и Калугу, и Брянск. И все станки были советские — производство в стране тогда очень мощное было.
Когда оказалось, что в цехе нет фрезеровщика, я пошла к фрезерному станку. А не было специалиста на сверловке — шла туда. И сменное задание всегда выполняла для своего цеха — универсальным рабочим была.
Я была маленькая, все время голодная и очень худая — 40 килограммов весила. Однажды директор завода зашел к нам, увидел меня и напустился на мастера: почему тот мне дополнительно хлеба не дает за то, что я столько работы делаю. Пригрозил, что посадит его на столько лет, сколько мне тогда было, если я без сил у станка упаду. На другой день мастер принес мне два кусочка хлеба. Но в 1945 году здоровья все-таки не хватило, случился у меня сердечный приступ.
Я попала в больницу, а когда очнулась, врач мне строго-настрого запретил к станку подходить. Я вернулась на завод на более легкую работу — нарядчицей. Но проработала там недолго: на завод пришел новый заказ на изготовление ракет, и я попала на это производство. Я когда схему первый раз увидела, испугалась и хотела отказаться — там же тысяча и один провод! Пришла к директору с заявлением на увольнение, но тот меня уговорил, так я и начала создавать узлы для ракет.
Когда в 1945 году Левитан объявил об окончании войны, даже трудно описать, что началось. Люди и кричали, и обнимались, и на станки танцевать забирались. Хоть мы и долго еще потом работали по 12 часов, так тяжело больше не было. Задание по производству оружия с завода не снимали, наверное, боялись, что бои еще продолжатся. Говорили, что склады боеприпасов в Союзе оставались полными».